Хотела выложить только что дописанный пост об Отто и его девочках, но ни с того ни с сего все пропало и не вернулось. Печаль. Пусть здесь пока повисит это:

Исповедь – поистине изящнейший из всех предоставленных путей решений. Давно пора было признать, что он был садистом, и произошедшее сегодня, здесь и сейчас, стало одним из самых сладких его извращений – сладким, как мороженое в рекламе, которое облизывает, закатывая глаза, полуобнаженная красотка. Выскочка был наказан. Человек, известный под именем Франц Адлерберг, бережно – а он все и всегда делал бережно и вдумчиво – закрыл дверь исповедальни, на миг отвлекшись на приятную текстуру дерева под пальцами. Он был, как любили говорить соседи, «проклятый чистюля», но ему нравилось на ощупь дерево, выглаженное тысячами, миллионами человеческих рук. Впрочем, нет, последняя мысль явно не пришлась ему по душе: сделав несколько шагов, мистер Адлерберг достал из кармана упаковку влажных салфеток и тщательно вытер руки. Выйдя из церкви, он в сотый раз посетовал на дефицит урн для мусора, прежде чем нашел одну. После этого он расправил плечи и огляделся по сторонам, будто искал что-то и не находил. Сторонний прохожий мог заметить, как быстро на лице этого холеного мужчины в строгом черном пальто выражение пренебрежения или, быть может, крайней степени равнодушия, сменялось сперва беспокойством, а позже и злостью.
Хотя бы потому, что он прекрасно знал, где искать пропажу.
Мужчина, сжав губы в тонкую линию, нетерпеливо постучал тростью, которую прежде держал под мышкой, по асфальту, как бы давая время этой пропаже найтись и тем самым спасти себя от заслуженного наказания. Его предупреждение повисло в воздухе, так и не найдя адресата.
– Что же, дадим тебе еще немного времени, – задумчиво пробормотал себе под нос мистер Адлерберг, снова беря трость под мышку и нарочито медленно натягивая перчатки из тонкой кожи. В силу своего хорошего настроения он был весьма демократичен в этот день, но эти старания быть хорошим пропадали впустую.
Она снова с этим мальчишкой, племянником-или-кто-он-там священника. То, что они были родственниками, для Франца было ясно как белый день – они оба раздражали его с одинаковой силой. Более того, он терпеть не мог этого мелкого нахлебника на шее своего дяди, потому что тот волочился за его дочерью.
Все. Время вышло. Решительным шагом, опираясь на трость и едва заметно прихрамывая на левую ногу, мистер Адлерберг пошел по дорожке, огибающей церковь. Местные розовые кусты были выше всяких похвал и всегда пользовались успехом у молодежи. Но ему бы не хотелось верить в то, что его девочка ничем не лучше этих малолетних шлюх и обжимается на травке с каким-то недоумком. Трость хищно вгрызалась в гравий, создавая нужный ему шум. Однако он так и не застал их вдвоем в том ключе, в котором, внутренне содрогаясь, ожидал. Белобрысую голову племянника падре – то ли Гарольда, то ли Гектора, он всегда забывал – мистер Адлерберг увидел довольно скоро – тот смотрел куда-то себе под ноги. В голову Франца закрались такие мысли, что лучше бы сразу лечь и помереть, когда он увидел темный затылок собранных в хвост волос Джуди, но она встала, и от сердца сразу же отлегло: наглый мальчишка не тянулся к ширинке.
Они увидели его одновременно, повернувшись на звук, который он старательно извлекал из гравиевой дорожки. Дочь подняла руки, держа в них котенка, которому хорошо если была пара недель. Моля бога о терпении, Франц закатил глаза. У нее был день рождения, и он обещал прислушаться к ее просьбам, если таковые казались ему безобидными. Еще до того, как Джуди подбежала к нему (мистер Адлерберг не заметил, что она смотрит на него с опаской и недоверием, но любой другой бы заметил), он знал, о чем она попросит. Мало ему было ее прогулки с этим оборванцем – теперь еще и какой-то непонятный кот свалился на голову.
– Джуди, – осторожно, медленно начал мистер Адлерберг. – Я не думаю, что это…
– Папа! – в свою очередь далеко не так сдержанно возмутилась его девочка, делая его совершенно беззащитным перед ее уловками. – Ты обещал! И ты посмотри, какая милая! Почти как священная бирма, видишь? И глазки голубые, и мордочка.
– Хорошо, хорошо! – мистер Адлерберг вскинул руки, как будто признавая свое поражение. – Бери ее, и едем домой.
– Но…
Настал его черед стоять на своем.
– Никаких «но». Прощайся с этим голодранцем, и едем.
Мистер Адлерберг развернулся на каблуках, хрустнув камешками – легкость этого движения иногда наводила на мысли о том, что хромота была искусственной. Он не проверял, следует ли Джуди за ним, да это и не требовалось: ее тихие шаги стали слышны вскоре после того, как он, снова чуть прихрамывая, преодолел несколько метров.